Незнакомец в сером плаще, все время сидевший на скамье и, по-видимому, занятый своими думами, несмотря на серьезную опасность, вдруг встал и вышел на середину комнаты. Казалось, он вырос на целую голову; он гордо выпрямился, и на лице его появилось выражение железной энергии и непреклонной воли. Он откинул плащ. На синем мундире с красными обшлагами была видна усыпанная бриллиантами звезда.

Лейхтвейс не мог больше совладать с собою: он преклонил колено перед королем, и все разбойники последовали его примеру. Затем он поднял правую руку и твердым голосом воскликнул, не смущаясь раздававшимися снаружи криками и треском горевшей крыши.

— Да здравствует великий король Фридрих Прусский, герой и победитель! Мы клянемся, что готовы умереть за него!

— Победа или смерть! Да здравствует король Фридрих! — восторженно крикнули все разбойники, в том числе Лора с Елизаветой.

Король пытливо посмотрел на окружающих его разбойников и произнес:

— Странная случайность свела нас здесь, друзья мои. Быть может, нам будет суждено умереть вместе. Но лучше умереть героями, чем жить трусами. Я не спрашиваю у вас, кто вы — довольно того, что вы хорошие люди, а это вы уже успели доказать. Попытаемся же так или иначе избегнуть гибели. Вставайте!

Лейхтвейс и друзья его встали на ноги. В благоговении они стояли перед королем, ожидая его приказания.

— Имеется ли в доме вода? — спросил король.

— Во дворе есть колодец, — ответил Лейхтвейс, — но нет никакой возможности поднять на крышу достаточно воды, чтобы потушить пожар.

— Верно. Стало быть, остается только сделать вылазку. Надежды на успех мало, так как мы имеем дело с двумя десятками кроатов, а нас всего девять человек, в том числе две женщины. Но смелым Бог помогает, приходится положиться на счастье.

— С какого места прикажете совершить вылазку, ваше величество? — спросил Арман де Роже.

Король в сопровождении Лейхтвейса вышел из комнаты и осмотрел горящий дом. По всем помещениям уже распространился удушливый дым, и крыша вот-вот должна была рухнуть, похоронив под собою всех, кто находился в доме. Лейхтвейс отлично понимал, что в доме нельзя было оставаться и пяти минут, так как иначе все неминуемо погибли бы в дыму или сгорели. Король, окончив осмотр, решил предпринять вылазку со стороны ворот, которые были достаточно широки, чтобы пропустить всех сразу.

Спустя минуту осажденные выстроились во дворе по приказанию короля, который поставил во главе Лейхтвейса с Зигристом и Рорбеком; сам он следовал за ними верхом, за ним ехали на лошади его адъютанта Лора и Елизавета, а Арман де Роже, Бруно и Отто замыкали шествие. Все взяли ружья на прицел, не исключая и женщин. Таким образом для кроатов было приготовлено девять пуль, так как король тоже вынул свой пистолет.

Лейхтвейс медленно, стараясь избежать шума, открыл ворота возможно шире.

— Вперед! — скомандовал король. — Нас может спасти только натиск и быстрота.

Отряд разом вырвался из ворот наружу.

Почти в то же мгновение сзади раздался глухой треск и грохот: крыша дома рухнула, и пламя тысячами языков, пересыпанных искрами, поднялось к небу. Но вместе с тем пламя озарило также всю окружающую местность. Кроаты тотчас же увидели беглецов. Яростными криками Батьяни направил кроатов туда, где король со своим отрядом вырвался наружу. Но прежде чем кроаты успели собраться, раздалось девять выстрелов и четыре кроата свалились с коней.

— Вперед сомкнутым строем! — резким голосом скомандовал король. — Не расходиться! Заряжайте! Готово? Стреляйте!

Снова прогремел залп, и еще два кроата упали на землю. Ужасные стоны раненых огласили окрестность.

Вдруг Лейхтвейс громко крикнул «ура», и все разбойники дружно поддержали его. Они уже не знали удержи. Повернув ружья, они кинулись на кроатов и начали громить их прикладами. Лейхтвейс бросился к Батьяни. Венгр выстрелил, но, к счастью, пуля сорвала у Лейхтвейса только шляпу. Лейхтвейс изо всей силы замахнулся на своего смертельного врага, и если бы тот не успел вовремя отдернуть своего коня в сторону, то неминуемо был бы убит на месте. Удар пришелся по шее лошади. Та от страшной боли поднялась на дыбы и умчалась в поле.

Правда, Батьяни бросился в бегство не по своей воле, но все же он бежал. Когда кроаты увидели, что их начальник покинул поле сражения, они тоже повернули лошадей и понеслись к лесу. Лейхтвейс со своими товарищами хотел броситься за ними в погоню, но король в нескольких словах объяснил им бесцельность преследования. Кроаты были на лошадях, и разбойники не могли нагнать их, а только рисковали попасть в западню.

Опасность миновала, и король сошел с коня. Он дал Лейхтвейсу знак подойти, пытливо посмотрел на него и спросил:

— Как вас зовут?

Лейхтвейс, нисколько не стесняясь, назвал себя, причем заметил, что Арман де Роже, услыхав его имя, слегка вздрогнул.

Король задумчиво склонил голову на грудь, начал чертить на земле своей тростью какие-то круги и сказал:

— Я слышал это имя, но не помню, где именно. Кто вы такой и как попали вы сюда? Полагаю, вы не австриец?

— Нет, ваше величество, я подданный герцога Нассауского.

— А чем вы занимаетесь?

Воцарилось молчание.

Лора медленно подошла к своему мужу, положила ему руку на плечо, как бы защищая его, и нежно прижалась к нему.

— Ваше величество, — глухо произнес Лейхтвейс, — мне было бы не трудно солгать вам и сказать что-нибудь такое, что в данную минуту не подлежало бы проверке. Но я презираю ложь и потому, рискуя, что обожаемый и уважаемый мною король отвернется от меня с презрением, я все-таки открыто заявляю: я разбойник Генрих Антон Лейхтвейс, вот моя жена Лора, а эти люди мои товарищи.

Король от изумления широко раскрыл свои большие голубые глаза. Помолчав немного, он произнес:

— Вы разбойники? Преступники, которые не хотят работать, а отнимают добро у других? В моей стране таких людей вешают. Но вы вели себя очень храбро, подобно истинному герою. Вы спасли меня. Я не поверил бы, что вы разбойники, если бы вы сами не заявили мне об этом.

— Не разрешите ли вы мне, ваше величество, присовокупить несколько слов к моему откровенному признанию?

— Говорите, я слушаю вас.

— Ваше величество, — твердым и громким голосом произнес Лейхтвейс, — да, я разбойник, и все же я не дурной человек. Это звучит странно, но поверьте, это так. Я ни разу не присваивал себе собственности тружеников и бедняков и никогда не обогащал себя за счет неимущих и обездоленных. Я был бичом для богачей, растрачивающих бесполезно свои сокровища, я был бичом для скряг, жадно хоронящих свое золото от людских взоров и не пускающих нажитого ростовщичеством и мошенничеством капитала в оборот на благо народа. Я крал, грабил, даже убивал, но я делал это только потому, что люди совершили по отношению ко мне тяжкий грех, они выбросили из своего общества меня и мою любимую жену только потому, что мой герцог поступил по отношению ко мне несправедливо и гадко. Я стал тем, кем сделали меня люди. В свое время я был порядочный и честный человек, и все мои теперешние преступления представляют собою лишь одну месть. Я перестану совершать это дело мести лишь тогда, когда отомщу вдоволь за себя и за свою жену. А теперь, ваше величество, можете расстаться с опальными изгнанниками. Ваше величество, можете спокойно вернуться к армии, а я на прощание выскажу лишь горячие пожелания всего хорошего в жизни и успеха, подобно тому, как я ежедневно молю Бога даровать вам победу. Вместе с тем я благодарю Бога за то, что удостоился оказать услугу обожаемому монарху. Если когда-либо вам нужен будет человек, который с радостью готов пожертвовать для вас жизнью, если появится надобность в человеке, бесстрашно смотрящем в глаза смерти, то вспомните о том, который случайно встретился сегодня с вами — о разбойнике Лейхтвейсе.

Король долго молча смотрел на Лейхтвейса, который стоял перед ним, гордо выпрямившись, не как разбойник, а как герой. Затем король медленно вынул из кармана большие золотые часы с тяжелой золотой цепочкой и медленно же произнес: