Аделина попросила трех старейших офицеров перейти с нею в другую комнату. Там она совещалась с ними около получаса. Затем, вернувшись с ними в гостиную, она предложила собранию признать главнокомандующим графа Сандора Батьяни. Офицеры в изумлении переглянулись. По-видимому, их неприятно поразило это предложение. Правда, граф Батьяни занимал высокое положение, но он был им не симпатичен; они ожидали, что главнокомандующий будет назначен из их среды.

Аделина обвела своим чарующим взором присутствующих; очевидно, она обладала каким-то загадочным влиянием на всех офицеров, так как кончилось тем, что граф Сандор Батьяни единогласно был избран главнокомандующим. Батьяни, конечно, остался весьма доволен этим избранием. Глаза его сверкали; он выпрямился и торжественно произнес:

— Благодарю вас, господа, за оказанную мне честь. Я принимаю возложенную на меня ответственность, вполне сознавая важность данной мною клятвы. Снова повторяю: Прага не должна быть сдана неприятелю, пока мы живы. Мы будем геройски защищать древнюю чешскую столицу и, если нужно, сумеем умереть под развалинами Градшина. А теперь, господа, перейдем к делу. Граждане будут оповещены о том, что каждый из них обязан мне безусловным повиновением. Далее я рассчитываю на вашу безусловную преданность, господа, так как отныне я являюсь представителем ее величества императрицы Марии Терезии.

Офицеры молча наклонили головы.

Вдруг снаружи кто-то постучал в дверь. Аделина сама открыла ее. На пороге стоял австрийский драгун, весь в пыли и забрызганный кровью.

— Меня направили сюда, — произнес он, — и сказали, что здесь я застану коменданта.

Батьяни вышел вперед и сказал:

— Комендант — я.

Драгун отдал честь.

— Я только что спасся от преследования пруссаков и перелез через крепостной вал, несмотря на их пули. Во время сражения я попал в руки врага, но сумел улизнуть и привез вам важное известие.

— В чем дело? — спросил Батьяни. — Вы получите награду, если известие это действительно заслуживает внимания.

— Мы потерпели поражение, — ответил драгун, — но и пруссаки понесли страшный урон. В прусском лагере я узнал, что самый выдающийся генерал прусской армии, граф Шверин, убит. Я находился вблизи палатки короля, когда ему докладывали о смерти Шверина, и слышал, как он воскликнул: «Эта потеря отнимает у нас лавры победы!»

Офицеры пришли в радостное волнение, а граф Батьяни воскликнул:

— Это очень радостное известие! Я вижу хорошее предзнаменование в том, что эта весть пришла именно в ту минуту, когда я был избран командующим.

— Поздравляю вас, граф Батьяни, с первым успехом! — воскликнула Аделина.

Когда драгун услышал имя Батьяни, он насторожился, подошел к новому коменданту и спросил:

— Я имею честь говорить с графом Сандором Батьяни?

— Да.

— В таком случае я должен передать вам послание, найденное мною случайно.

Он вынул из-за голенища сапога стрелу и прибавил:

— Спасшись от преследования и перебравшись уже через крепостной вал, я внезапно ощутил на щеке колющую боль и заметил, что у меня по лицу течет кровь. В то же мгновение к моим ногам упал какой-то предмет. Я наклонился и, к удивлению моему, увидел, что в меня попала стрела. Я, конечно, обратил внимание на этот необычайный снаряд, тем более, что никак не ожидал, что пруссаки будут стрелять в меня стрелами. Рассматривая стрелу более внимательно, я заметил, что к ней привязана какая-то бумага. Осторожно сняв ее, я убедился, что это письмо, адресованное вам, граф Батьяни. Передаю его вам вместе со стрелой.

Чрезвычайно озадаченный Батьяни взял из рук драгуна письмо, подошел к столу и несколько раз прочитал его. На лице его появилось странное, мрачное выражение. Он подошел к Аделине и шепотом спросил:

— Надеюсь, Лора фон Берген находится в надежном месте? Бежать она не может?

— Ни коим образом, — ответила Аделина. — Будьте покойны, граф, я сумею хорошо стеречь жену разбойника Лейхтвейса.

— Благодарю вас, — ответил Батьяни.

Он сел за стол и быстро написал несколько слов на большом листе бумаги. Затем, сложив эту бумагу, он запечатал ее своею печатью.

— Есть ли в городе голуби? — спросил он. Получив утвердительный ответ, Батьяни сказал: — Надо привязать вот это письмо к шее голубя, да так, чтобы его сразу увидели. Затем выпустить голубя с того места вала, которое ближе к прусскому лагерю. Голубь этот должен попасть в руки пруссаков. Речь идет об участи моего слуги, который находится в плену у неприятеля.

Один из офицеров встал, взял письмо и вышел, чтобы исполнить приказание.

Драгуна отвели в людскую, угостили сытным ужином и передали от имени Аделины Барберини довольно крупную сумму денег.

Вскоре после этого офицеры разошлись, и в доме Аделины остался один только Батьяни. Когда он собрался уходить, Аделина положила ему руку на плечо и сказала, глядя на него в упор:

— Граф Батьяни, я исполнила обещание, данное вам. Помните же, что и вы дали клятву предпочесть смерть под развалинами Праги сдаче крепости. Если же вы, — грозно продолжала она, — когда-либо нарушите эту клятву, поверьте, что я, поднявшая вас очень высоко, сумею так же и низвергнуть вас.

— Я останусь верен своей клятве! — воскликнул Батьяни.

Он схватил руку чернокудрой красавицы и совсем близко подошел к ней.

— А если нам удастся отстоять Прагу, — прошептал он, — если мы соединимся с генералом Дауном и победим пруссаков? Что будет тогда?

— Тогда, — медленно ответила Аделина, — я буду принадлежать вам, я буду вашей собственностью, с которой вы сможете делать все, что вам угодно.

Батьяни пламенно поцеловал руку Аделины, пожелал ей покойной ночи и вышел из дворца.

Глава 58

КАЗНЬ

Солнце взошло и золотистыми лучами озарило поле и картину разрушения. В той части прусского лагеря, где должна была состояться казнь, глухо грохотали барабаны. Солдаты разных частей, назначенные присутствовать при казни, совершаемой над гнусными мародерами, окружали эшафот. Профос [2] стоял на помосте, ожидая прибытия осужденных. Среди зрителей находились также Курт Редвиц, Зигрист, Рорбек и Отто. Они на короткое время покинули лазарет, чтобы присутствовать при казни, оставив больных на попечение Елизаветы.

Печальное шествие приближалось. Впереди шел барабанщик, беспрерывно барабаня, а за ним шли шесть солдат с ружьями наперевес. Затем шел Веслав, держа в руках распятие. Остекленевшими глазами смотрел он на крест, лицо его приняло какой-то зеленоватый оттенок, но в общем он был довольно спокоен. Рядом с ним шел патер Леони с молитвенником в руке и шепотом произносил молитвы. Далее шли четверо солдат, тоже с ружьями наперевес, а за ними — цыган Риге.

С него сняли веревки, как и с Веслава, но он еле держался на ногах и шатался, как пьяный. Тем не менее по лицу его было видно, что он все еще на что-то надеется.

Барабанный бой прекратился. Осужденные вошли в круг, и солдаты подвели их к помосту. Риго покосился на петлю и начал дрожать так сильно, что чуть не упал. Веслав опустил голову на грудь; казалось, его опять охватил ужас, который он лишь превозмог при помощи священника и молитв. Но патер Леони шепнул ему что-то, и он снова выпрямился и стал бодрее. Он приложился к распятию; крупные слезы выступили у него на глазах. Пожилой майор развернул бумагу, подписанную генералом, и прочитал приговор.

— По указу его величества короля, — закончил майор, — крестьянин, именующий себя Веславом, и цыган Риго, схваченные на месте преступления и уличенные в мародерстве, как равно и в добивании раненых, приговариваются к смертной казни через повешение. Но до совершения казни осужденные подвергнутся пытке, а именно: крестьянину Веславу будут отрублены топором обе руки, а цыгану Риго выжжены раскаленным железом оба глаза. Палач, передаю тебе обоих осужденных. Действуй согласно приговору.